Тема «Жизнь после....»

[Волотов Алекс]

Повесть
Жизнь после смерти

Пролог

Тихо в приёмном покое. Ожидание. Минуты тянутся бесконечно долго. Её привезли на скорой, а Глеб мчался сзади, не соблюдая никаких правил. Разве в это время что-то имеет значение, кроме состояния человека, которого везёт скорая помощь? Везли его жену. Близкого и родного ему человека. Двадцать восемь лет вместе — это серьёзно.

Теперь они с женой сидят и ждут результатов УЗИ. Он держит её за руку, для поддержки, а сам напряжён и очень сильно нервничает. Но подать вид он не имеет права. Впервые, за все годы супружеской жизни, его жена заболела. Болел он: травился, простужался, мучился суставами. Болели дети, всеми детскими и простудными болезнями. Но она — никогда. И вот теперь…

Глядя на неё, его больше всего страшит её безучастность и убийственная покорность. Обычно живая и общительная, теперь, за всё время ожидания, только раз устало обронила:

- Ну, что ж так долго?

Глеб видит, понимает, что ей тяжело: её гнетёт это затянувшееся ожидание и неизвестность. Ну, вот, наконец-то, выходит доктор, мужчина средних лет, седина чуть тронула виски, Серые, умные глаза устало-сосредоточено смотрят в лист, который несёт перед собой, - наверное результат УЗИ. Подошёл, вежливо поздоровался, спокойно, по-деловому, отозвал Глеба в сторону. Спросил, кем он является больной, и, услышав ответ, удовлетворённо кивнул:

- Результат УЗИ неутешительный, - сочувственно сказал он.

В напряжённо-сосредоточенном взгляде промелькнуло участие. Наверное, ожидал реакции. Но, он не был многословен, как бывает, когда за многословность люди хотят задрапировать беспокойство:

- Печени нет, жить осталось дней десять, думаю.

Сожаление звучало в каждом слове и даже в том, как он доверительно склонил к Глебу голову. Никаких лишних слов и движений руками, что могло бы выдать его страшное сообщение. Только обронил:

- Есть на чём доехать до дома?

Глеб утвердительно кивнул:

- Да, я на машине.

Доктор чуть помедлил, и, видя, что он выдержал этот удар, обернулся и ушёл. А, что он мог ещё сделать? Он дежурный терапевт. У него сегодня за смену уже столько было, и тяжёлых, в том числе.

Глеб стоял и никак не мог вникнуть в смысл сказанного. Громом среди ясного неба его, старого рыбака, вряд ли можно испугать: знал, что нужно делать. А теперь снаряд разорвался у него в голове, и его раненный мозг отказывался что-либо понимать. Мало того, ему самому нужно было собрать всю силу воли, чтобы окаменеть, не выдать своё состояние. Так, для начала, он сам должен был до конца осознать произошедшее.

Но мозг отказывался принимать информацию, осознание не приходило, он хорошо расслышал, что сказал доктор, но верить этому у него никак не получалось. У некоторых людей есть замечательная особенность психики, она блокирует мозг при перегрузках. Его мозг сейчас был заблокирован, и он действовал на автопилоте, то есть на уровне условных рефлексов.

Конечно, он соврал, естественно, он же не мог сказать: «Знаешь, любимая, через десять дней ты умрёшь». Он и сам не поверил доктору и правильно сделал. Вернее не хотел верить, на том и держался. Глеб сказал ей, что ничего страшного нет, будем лечить. Как сообщить детям, как им сказать эти страшные слова? Но, как не тяжело, а сказать, всё-таки придётся.

У зятя был хороший приятель - друг детства - верный, преданный, с большими связями в Москве. Посыпались инструкции, указания, наставления насчёт метода лечения таких болезней. Их уверяли, что не всё потеряно, что печень имеет свойство регенерироваться.

Каждое утро дети приезжали проведать маму. Сын уезжал - ему на работу, а они с дочерью выполняли кремлёвские инструкции. Эти точки надо массировать, круговыми движениями, по часовой стрелке, другие - против. Жена была послушна и доверчива, как ребёнок, безропотно выполняла всё, что прописывал доктор.

А он извинялся, по телефону, за то, что не может сейчас присутствовать лично: у самого сейчас тяжёлый пациент. Видя её беспомощную покорность, такую непривычную для неё, Глеб, порой, не выдерживал - уходил и запирался в ванной комнате.

Включал воду, зажимал рот полотенцем и орал. Орал и рыдал. Когда приступ жалости проходил, умывался, одевал маску спокойствия и, возвращаясь к жене, опять принимался за процедуры.

В дальнем, тёмном, углу комнаты притаилась смерть. Она дожидалась своего часа. Она не выглядела страшной старухой, Глеб не мог её описать. Она была бестелесна, но он её видел, вернее, он знал, чувствовал её присутствие. Она не выражала нетерпения или злорадства, нет. Даже, порой, ему казалось, что он ощущал участие с её стороны. Но, в основном, она была холодна и бесстрастна, в своей уверенности и, даже, порой, жестока, ухмыляясь, глядя на их старания. Иногда дремала, и тогда ему казалось, что она совсем не обращает на них никакого внимания.

Порой, в горячечном сне, ему казалось, что, там, в углу, плакал её ангел-хранитель, горевавший от своего бессилия. И в любую секунду готовый подхватить её душу и унести на небеса.

Несмотря ни на что, они всё равно верили, надеялись на чудо - ведь печень восстанавливается. Они с дочерью строго и педантично выполняли все предписания, даже те, которые ему казались совсем нелепыми. Хвойные ванны, голубая глина и ещё много разного, того что ему было совсем непонятно. Но жена даже тени сомнения не допускала, что они делают что-то не так.


Доктор был опытный, он не ошибся. На Успение Божьей матери она тихо отошла. На похороны пришло много народа. Соседи, коллеги с её работы, его друзья и коллеги, одноклассники. Ни к чему углубляться в подробности, как всё прошло. Всё прошло так, как проходят все православные похороны.

Это свадьбы, нынче, празднуют, как вздумается, не соблюдая традиций. Одна не похожа на другую. Дурное веяние Запада. Похороны все одинаковы. И, поверьте мне, мой читатель, интересного там совсем ничего нет. А послушать, как молоток забивает гвозди в крышку гроба, я не желал бы никому: я видел, как «ломались» взрослые сильные люди, заливаясь горькими слезами.

Понять, что случилось, Глеб мог, но понять, почему здоровый человек, вдруг, в течение столь короткого времени, заболел и умер, было выше его понимания. Это было на столько нелогично, неожиданно и страшно, что вся его жизнь, теперь, превратилась в ожидание смерти. Уж если здоровые люди так могут умереть, то, что говорить о нём. Весь мир поблёк и окутался траурным цветом.

Это значит, что он, и все вокруг, могут, также, в любую минуту скончаться? Как же тогда жить, на что надеяться, строить какие-то планы, если всё может так быстро и неожиданно прерваться? Мир изменился, всё, как будто бы, осталось прежним, но не для него. Порой ему казалось, что он умер вместе с ней.

Глеб и сам не знал, кого он жалел больше, её, ушедшую в мир иной, как говорят у нас на Руси: - отмучилась, родимая; или себя, оставшегося в одиночестве без неё. Один на один со своим горем невозвратной потери.

То, что водка не помогает, он понял сразу, ну, или, почти сразу. Если трезвым он ещё, хоть как-то, мог держать себя в руках, то после стакана — это просто беда. Сопли, слюни, слёзы. Терял контроль, тормозов нет и выл, громко в голос. Соседи не ругаются — понимают — у человека горе. Может и отпускало слегка, может — это такой способ пережить случившееся, говорят, что помогает. Помогало, наверное, и ему, но не очень.

Зато пьяному, ему приходили такие удивительные мысли, какие, вряд ли придут трезвому, и он их записывал — это помогало. Слёзы размывали местами буквы, но прочитать, на следующее утро, можно.

Но был ещё способ как-то утолить неизбывную тоску. Всё равно не спалось, и он садился в машину и гонял ночами по улицам города. Может быть у современных стритрейсеров тоже родственники умерли? Какого тогда чёрта они гоняют на запредельных скоростях по ночному городу? Глебу помогало. Гонял до одурения, до отупения, но, зато, трезвый.

Иногда, когда ездил на общественном транспорте, то с ним происходили странные, тяжёлые случаи. Вдруг, в толпе на остановке, он видел знакомый силуэт, знакомую, до боли, причёску и тот же цвет волос, и ту же курточку.

Сердце радостно зайдётся: - Это она! Моя жена! Но это лишь краткий миг, игра больного воображения. Между осознанием реальности и иллюзией есть несколько долей секунды, пока нейросеть не оповестит о том, что этого не может быть.

Но этих долей хватало, чтобы всколыхнуть нервы и резануть по сердцу болью тоски, чтобы воспарить и тут же грохнуться о земь. Так было несколько раз. «Лучше самому управлять машиной: по сторонам смотреть некогда» - думал Глеб.

Потом сам чуть не окочурился. Один инсульт, за ним гипертонический криз. Потом, что-то там, в районе шеи, какая-то артерия оказалась пережата. И опять на грани, спас мануал. Дёрнул шею, сначала в одну сторону, затем в другую и вернул к жизни.

Прошло ровно четыре месяца, Через пару дней Новый год. Подрастал внук, семья соберётся. Надо было купить подарки. Шустрая продавщица, после того, как Глеб вслух распределил подарки, заметила упущение и напомнила:

- Мужчина! А, жене, что же ничего не купили?

Он ответил, что некому, умерла.

- Извините, я не знала. Мои соболезнования. А, хотите, я найду вам подружку, одному — нехорошо. У меня много знакомых одиноких женщин.

Глеб поблагодарил и сказал, что будет иметь в виду.

Прошло время, зима подходила к концу. В воздухе запахло весной. У него не выходила из головы женщина, которая предлагала устроить его личную жизнь. «Да, наверное она права — одному быть нехорошо. Как-то надо выбираться из этого коматозного состояния», - размышлял Глеб, и как бы он не относился к жизни, она, независимо от этого, всё равно продолжалась.

15. 02. 2024 г.